Варварский мир

Прежде чем детально излагать события, которые разворачивались в III–IV веках, на мой взгляд, нужно осветить отношения римского мира с миром варварским.

Существование варваров у ворот империи среди прочих проблем поставило военную проблему, которая со временем усложнялась. История III века изобилует оборонительными и наступательными операциями, растянувшимися на тысячи километров, которые насчитывал лимес.

Сама тетрархическая структура империи, пытаясь создать более эффективные механизмы обороны, адаптировалась к насущным потребностям, но это повлекло за собой огромные расходы и тяжёлым бременем легло на экономику римского мира; это был порочный круг, который делал любое решение практически невозможным. Однако время не ждёт, нужно было любой ценой отбросить волны завоевателей.

Римляне испробовали ещё одну систему, которая заключалась в противопоставлении одних варваров другим: для этого нужно было либо заручиться их дружбой или обеспечить их нейтралитет, заплатив им, либо поселить союзные племена (федератов) на границах империи и закрепить за ними землю, которую они должны будут защищать. Август подал тому пример, переместив убиев в район будущей Колонии Агриппины и приняв их под римский протекторат.

Последней мерой стало привлечение целых отрядов варваров на военную службу, так что римским в армии осталось только название и военачальники. Это положение вещей восходило, впрочем, к очень древней традиции: римские и италийские легионеры всегда разделяли свою участь со вспомогательными войсками, рекрутировавшимися в провинциях и даже за границей; «специальные должности» каждой армии всегда занимали неримские элементы.

Кризис империи своими корнями уходит в наиболее плодотворный процесс романизации — уничтожение социальных и национальных барьеров. Формирование римской цивилизацией провинций сопровождается сокращением древних кастовых привилегий: в основном империю всегда представляли, в противовес сенату, колониальная буржуазия, народ, провинции, армия.

Несмотря на формы и риторику, в течение трёх веков периферийный римский мир привыкал к сосуществованию с варварами. В некоторой степени, и в степени немалой, этот мир сам по себе содержал варварский компонент. С III в. провинциалы долгое время занимали ключевые имперские позиции. Если римский мир игнорировал происходящее внутри германских и восточных земель, то внутриконтинентальные народы, напротив, очень хорошо представляли условия жизни римского мира и ощущали его привлекательность.

Миграции утратили характер движения к неизвестному, что было свойственно им в доисторический период. В отличие от конфликта между римлянами и парфянами, который столкнул две имперские доктрины, войны между империей и варварами имели целью интеграцию. Не случайно конец долгой эволюции социальной истории, отмеченный эдиктом Каракаллы, распространившим на все провинции право римского гражданства, совпадает по времени с тем переворотом, в ходе которого контроль над империей был передан де-факто в руки военных.

Последние, осознав свою определяющую роль, не видели больше никакой преграды своим притязаниям, тем более что сами являлись арбитрами высшей власти. Постепенное проникновение варваров в армию открыло им доступ к гражданству, карьере и более высоким чинам. Со временем формируется непреложная солидарность варваров, несмотря на соперничество, которое противопоставляло различные племена и вне этнического сознания.

Империя успешно использовала в своих интересах разногласия между потенциальными соперниками, делая невозможным всякий компромисс. Процесс ассимиляции, который мы набросали в общих чертах, породил новую ситуацию и проблемы, решение которых больше не могло откладываться. Зарождение на границах самой империи владычества гуннов усугубило происходящее.

Натиск на Запад этого дикого, отсталого народа, возглавляемого вождями насколько предприимчивыми, настолько же и жестокими, привёл к подчинению оседлых и кочевых групп и племён Восточной и Центральной Европы. Гунны создали настоящую территориальную империю и беспрестанно грабили римские земли, требуя выплаты тяжёлой дани золотом и препятствуя набору наёмников из варваров.

Впервые, хотя это положение было зыбким, варварский мир предстал компактным, сильным и грозным противником. Закат гуннского господства не решил проблемы; напротив, этот упадок соответствовал кризису, который противопоставил, практически разделив внутренние территории Европы на две части, сторонников и противников интеграции варваров, которая казалась единственной альтернативой ассимиляции.

Военачальник Аэций, который оттеснил Аттилу на Запад, на самом деле был одним из защитников варваров; военные были ярыми сторонниками политики интеграции, как чуть раньше Стилихон, тем более что сами предводители племён, опиравшиеся на свои армии, были необходимы империи и вот-вот должны были начать играть первую роль в её политических и военных делах.

История IV–V веков изобилует именами и лицами этих предприимчивых, ловких предводителей, которые занимали главные посты в обоих мирах одновременно. Каждый вёл личную политику, которая не обязательно соответствовала политике того или иного народа, но способствовала аннулированию практически всякого различия между «внутренним» и «внешним» — понятиями, ставшими чисто формальными. В самой структуре поздней империи, направленной на то, чтобы свести все проблемы к узкой среде двора, на уровне высоких сфер государства проявилась оппозиция варварам. Она связывалась с потоками, благоприятствующими возвращению к греко-римской культуре и классицизму, отныне лишённому всякого внутреннего смысла.

Так, ссора по поводу статуи Победы странным образом смешалась с усилиями, направленными на вытеснение варваров. Старая сенаторская аристократия начала борьбу против новых элементов, которые искали опоры, с одной стороны, в христианской идеологии, а с другой — в силе варваров. Впрочем, политика Константина I практически разрушила низшие классы к выгоде высших классов, крупных собственников и сановников, и трансформировала римское общество, некогда очень разнообразное, в сообщество подчинённых, управляемых тесным меньшинством, во главе которого стоял император.

Именно в недрах этого меньшинства нужно искать непосредственных виновников ситуации, которая ускорила распад империи, по крайней мере западной её части. Вопреки названию invictissimi, которым любили похваляться императоры, большая часть Европы оказалась во власти варваров, под одновременным воздействием внешнего давления и внутренней политики военных предводителей.

Дата 476 год, — когда Одоакр во главе многообразного формирования заставил последнего императора Западной империи сложить регалии и провозгласил самого себя rex gentium, королём варваров, которые обосновались на Апеннинском полуострове, — остаётся ценным ориентиром в истории древнего мира.